4
Гоп — за тропы
Не пройти.
Гопай, гопай
По пути!
Был зашлепой,
Свел концы.
Топай, топай
На Клинцы.
Через пряжку,
Через рожь,
Нараспашку
Ты бредешь!
Песня шла
Из-за кустов.
Проняла
До потрохов.
— Я ли, Гурий,
На Махно
С красной бурей
Вел звено,
Как со скрипом
Шел гараж
В Новозыбков
На Сураж.
Береза, што ли,
Дуб ли как
Замнут твои следы,
Республика,
Республика,
Веселые лады!
1927

22

«Новый мир», 1927, № 4 Вместо строфы 27.

В той комнате,
                   где «Варшавянка» сама
Над карточной бурей
                                     сходила с ума.

Сб. 1937 После строфы 26.

Жалеть проходимца
Такого нелепо.
Мы судьями будем
Над накипью нэпа.

24

«Октябрь»,1927, № 9. После строфы 4.

Простые подручные смерти
У края Ойратской земли,
Большие дороги на Нерчинск
По этому тракту легли.
Обыденно наше знакомство:
Немного дорожной тоски,
Багажная полка, звонки,
И первые сутки от Омска
Проходят уже с половины
Пробитого наискось дня,
Как песня Сарматской равнины,
Калмыцкою старью звеня.

25

«Красная панорама», 1928, № 13. После строфы 3.

От труб и от фабрик,
От угольных шахт
Другой получает
Природа ландшафт.
В средине столетья
Повырубят лес,
И в шахтах
Подымутся штреки,
На стыке
Проложенных к северу рельс
Качнутся сибирские реки.
Сейчас по-особому
Берег берет…
Немыслимой мучаясь жаждой,
Я память о каждой
Годами берег
И пел
И валандался с каждой.
Я помню:
За россыпью сотен дорог
Большие и дружные реки,
Что быстро бросали
Порог на порог,
Как некогда
В каменном веке,
Как песня,
Срываясь с увалов и гор,
Как ливень,
Рванувшийся косо,
Почти что от озера Терио-Нор
До самого нижнего плеса.
Как Лермонтов некогда,
Слушая спор
Казбека и старого Шата,
Я вижу тоннели
В расщелинах гор,
Шатающих земли с заката.
Мы ходим по палубе с песней.
Борты ж,
Как птицы,
Скользят стороною,
И черную пену
Качает Иртыш,
Торопится к морю со мною.

27

«Октябрь», 1928, № 2 После 10.

Как в дантовский неумолимый ад,
В последний раз я посмотрел назад.
Как лес, редела ночь, как липовая роща,
Шел от земли солоноватый дым,
И никогда еще мир не был проще,
Еще таким он не был молодым,
Как в эту ночь, что, быстро нарастая,
Меня вела задворками Алтая.
Тут вспомнил я, что, лирик по призванью,
Стихом проститься должен я с горой,
И наспех свел всю песню партизанью
В превыспренний необходимый строй.
«Прощай, страна высокая,
Мой синий край, прости,
В степях шуршат осокою
На Славгород пути.
Нет, не ржавеет маузер,
Не клонится рука,
По вечерам на Яузе
Девчонка ждет дружка».
Но горы толпились, теснились в росе,
Ни слова, ни склада, ни лыка,
Вставал над Алтаем промозглый рассвет
До синих ворот Кендерлыка.

28

Сб. 1937. Вместо строфы 1.

Падал снег (дальний путь по примете).
Рассказать это сразу нельзя,
Как в безвестном лесу на рассвете
Фронтовые прощались друзья.
Там, где старые сосны стояли,
Падал снег на крутые холмы, —
Мы папахи тяжелые сняли,
И разъехались медленно мы.

Вместо строфы 6.

Что весеннего сумрака краше?
Только помни, как в первом бою
Шли в разведку товарищи наши
И стоял комиссар на краю.

29

КС Вместо 7–20.

Я пальцы ломаю, я скрипку беру
И вот затеваю другую игру.
И звоны другие выходят дрожа,
Попутчики бури, клинки мятежа, —
Не в меру взволнован, не в меру ретив,
Марсельского марша громоздкий мотив.
И вот уж дороги бегут и спешат,
Тропинки крадутся, гремят, шебуршат.
И, дрогнув, сорвался последний шлагбаум.
— Ораниенбаум, Ораниенбаум!
Маркизова лужа и краковский дым,
И я становлюся совсем молодым.
Балтийского флота поют штурмана,
Что жжет, обжимает и дарит весна.
И в два перехода я вновь узнаю
Такую простую свою колею.
И звоны другие выходят дрожа,
Попутчики бури, клинки мятежа, —
Не в меру взволнован, не в меру ретив,
Марсельского марша громоздкий мотив.
Мальчишка смеется, мальчишка поет,
Но старую скрипку назад не берет.