58. «Старый сон мою пытает душу…»
Старый сон мою пытает душу,
Ночь в саду сырою вешкой бьет, —
Спят просторы ста морей, и суша,
И тяжелый стан озерных вод.
Жизнь идет — и всё уносят годы,
Тяготят и тихо старят сны.
Полые, взметнувшиеся воды,
Дни моей неведомой весны.
Только разве памяти не стало
Помянуть минувшее добром?
Молния мне сердце рассекала,
И катил ко мне лафеты гром.
На полянах поднимались травы,
Судорогой сердце мне свело.
По степям форштадты и заставы
Небывалым снегом замело.
А от снега волосы седеют,
Редечка-ломтиха не горька,
Облака пролетные желтеют,
Как разводы твоего платка.
59. «Искатели таинственных цветов…»
Искатели таинственных цветов,
Не вписанных в тома энциклопедий,
Во снах мы видим чашечки из меди,
Тычинки из литого серебра,
Ночных цветов зазубренные тени.
Мы видим сны, и сотни поездов,
Товаро-пассажирских и почтовых,
Всегда служить ботанике готовых,
Спешат к лесам, где бурые медведи,
К озерам, где разрезана жара
Грудными плавниками осетра,
Где волны моют белые ступени.
А жизнь пройдет по сотням переправ,
По мхам болот и по распутьям сопок,
Чтоб из безвестных человеку трав
Могли родиться каучук и хлопок.
60. «Ты в светлые воды в то утро смотрелась…»
Ты в светлые воды в то утро смотрелась,
Сквозным отражением плыли леса,
И пламенем черным заря разгорелась,
И горькая сразу легла полоса.
Пусть годы проходят, — спокойная зрелость
Уже заглянула, туманясь, в глаза.
Пора расставанья — в холодной невзгоде,
В минуту последнюю только взглянуть
На лодку, что пляшет в родном ледоходе,
На пламя костра и на брошенный путь, —
Как лебедь на взлете, шумит половодье,
И тлеет в разводьях зеленая муть.
Услышать твой голос — на брошенных пожнях,
На злом ледоплаве, в разливе зари,—
Предвестьем разлуки и странствий тревожных
Недаром казалось мне время любви.
Неужто в горах, на распутьях дорожных
Померкнут печальные звезды твои?
Сады расцветут, — от трезвона черемух
Проснется до света твоя сторона,
Но встретит меня дымных гор окоёмок, —
И там в половодье шумит тишина,
И там, по названьям цветов незнакомых,
Узна?ю безвестных друзей имена.
Так! Быть однолюбом, не помнить невзгоды,
В заветную пору, в медвяных краях
Увидеть высот заповедные своды,
Окликнуть тебя — и услышать в горах,
Как ты отзовешься сквозь версты и годы —
Любовь, победившая горе и страх!
61. «В цветах запоздалых нескошенный луг…»
В цветах запоздалых нескошенный луг,
Снопы выгорают на ниве,
Ты песню печальную вспомнила вдруг,
Предсмертную песню об иве.
Загадочна песня и странно-дика,
Бегут по раздолью обрывы,
Крылом лебединым мелькнула рука
Над веткой загубленной ивы.
Ты хочешь понять ее, смысл ее,
И муки ее, и надрывы,
О, как отразилось навек бытие
В значеньи Шекспировой ивы!
Ведь ветка прообразом жизни была
В ее нескончаемой силе,
И вот почему так печально-светла
Прощальная песня об иве.
Ведь ива от веку считалась людьми
Живучей, упорной, счастливой, —
И вот почему так рыдала, пойми:
Ведь с жизнью прощалась, не с ивой…
62. «Как ты в жизнь входила?..»
Как ты в жизнь входила?
Весело? Легко?
Иль тоска бродила
Где-то глубоко?
Или просто — в светлом
Платьице своем
Шла ты вместе с ветром,
С песней о родном,
С зорькой золотою
На большой реке,
С ивовой простою
Веткою в руке?
63. «Мы в зеркало ручья глядимся…»
Мы в зеркало ручья глядимся.
Вдали зарницы на лугу.
Лишь в целостном его единстве
Я облик полдня сберегу.
Он здесь во всем — в очарованье
Лесов и скошенных полей,
И в чистом, медленном дыханье
Суровой спутницы моей,
И в том стихе, что будет сложен, —
И он в единстве том живет —
Как это зарево тревожен
И светел светом этих вод.
64. «Я жалобу всегда скрывал…»
Я жалобу всегда скрывал —
Мужское, властное начало
Мне вслух грустить не позволяло,
И, стиснув зубы, я страдал.
Так почему ж сейчас слеза
Какой-то странною напастью
От полноты земного счастья
Туманит медленно глаза?